Вечером в субботу мы пошли в местный РДК на танцы.
На нас были белые рубашки, черные костюмы и бабочки, мы вели себя сдержанно и с большим достоинством. Это не могло понравиться местной молодежи, но у нас нашлись почитатели! И когда объявили последний танец, к нас подошли несколько ребят и вывели наружу черным ходом.
Они же вынесли нам пальто – дело было в начале декабря.
– Бегите! – сказали они нам. – Вас бить собираются!
Мы с хохотом унеслись от темных задворок РДК по снежным улицам к дому родственников Миуты, где переночевали, а наутро уже ехали в автобусе назад, домой.
Вот этот-то успех и привел нас к мысли, что наш последний Новый год (а мы понимали, что скорее всего – разъедемся летом, и может быть, больше не увидимся) нужно провести как-то необычно.
А домашние задания в тот год мы почти не выполняли. Точнее, выполняли, но «спустя рукава».
А если выполняли старательно – это порой принимало странную форму и приводило к весьма далеким от обычных результатам.
В конце сентября (как раз в ту пору, которую именуют «бабьим летом»), как-то в субботу мы с Миутом пошли в Пищепромкомбинат. (или в просторечии – Райпищепром).
Руководил этим перерабатывающим предприятием отец Валерки – Василий Иванович Миут.
Зачем же мы сюда шли? Ну, все дело в домашнем задании, которое нам дали на уроке обществоведения.
Мы знакомились с понятием «социальная сфера». И вот всем нам поручили задание изучить социальную сферу какого-нибудь предприятия нашего поселка. Их распределили между нами. А так как предприятий было немного, на каждое были направлены по два ученика.
Все, что нам было нужно – это придя на предприятие, в отделе кадров взять сведения о средней зарплате работников предприятия, их количестве, о возрасте работающих, количестве инвалидов. И в частности – о бывших фронтовиках, о том, какие награды они имеют, ну, и все прочее.
Мы с Валеркой все тянули с выполнением задания, но вот уже оставалось всего несколько дней, и нужно будет сдать записанные данные нашей «Орангутанге».
А поскольку учитель по обществоведению был требовательным и с ним «на дурачка» «прокатить» не могло, мы с Миутом решили пойти в Пищепром в субботу. По субботам у нас были занятия «шоферского дела» – мы изучали в специальном помещении весь день (не совсем весь, а лишь до обеда, конечно) устройство автомобиля, правила движения, и так далее.
Напоминаю – выходной день в 60-е годы был один – воскресенье, и это касалось не только учебных заведений.
Николай Иванович, наш преподаватель автодела, был человеком либеральным – это с одной стороны. А с другой – Пищепром находился прямо рядом с нами – на пересечении улиц Кучеровых и Степной, то есть – буквально в полусотне метров от наших с Миутом домов, и было просто глупо не зайти с утра на предприятие, а уж затем идти на занятия. Ну, с опоздание на час-два, так и что?
И вот мы с Валеркой зашли на завод (а фактически Пищепром – мини-завод по изготовлению вин, фруктовых соков, мороженого).
Сразу, как только мы вошли, Валерка сказал мне:
– Толя, ты иди в отдел кадров, а я пойду по цехам пройдусь.
Я и пошел. Встретиться с начальником отдела кадров, переговорить с ней, затем – с работницей, которая и дала мне все необходимые сведения из ежегодных отчетов, было делом получаса. Я все записал и пошел искать Миута. Я заглянул в один цех, другой, и нашел его в цехе готовой продукции.
Он дегустировал продукцию комбината.
– Толя, смотри! – он показал мне на свет рубинового оттенка жидкость в стакане.
– Ну, и что это? – спросил я.
– Говорят, лимонад! – ответил Миута, отхлебывая из стакана.
– Лимонад, лимонад! – подтвердила улыбчивая работница, наливая в стакан жидкость и подавая мне.
Я отхлебнул – было вкусно. И я допил содержимое стакана до конца.
– А вот – из облепихи… – подвела нас работница к следующей емкости.
И мы попробовали жидкость теперь уже золотистого цвета.
– А вот здесь у нас…
Экскурсия продолжалась.
Часом позже мы с Валеркой шли по школьному двору, покачиваясь и придерживая друг друга. Было пусто – шел урок. Нам повстречалась лишь пионервожатая Жанна – и увидев нас, шарахнулась в сторону.
Дегустирование продукции Пищепрома не прошло для нас даром – мы были пьяными в зюзю!
Зайдя в класс автодела (он помещался позади школы, в здании бывшей мастерской), мы на пороге остановились.
– А вы где были? – спросил Николай Иванович, сквозь стекла очков разглядывая наши покачивающиеся фигуры.
И наша группа в количестве 25 человек хором ответила:
– В Пищепроме!
– Садитесь! – махнул, смеясь, рукой Николай Иванович.
В момент, когда я садился на табурет, я прекрасно видел, что Чернявский вытаскивает его из-под меня, но остановить движение не мог. И сел на пол, валясь на спину и задирая ноги.
Все захохотали. А я встал, ухватил табурет за ножку и занес его над головой, с целью опустить его на голову Вовки.
Тут все повскакивали, меня скрутили, Миута, бросившегося мне на помощь – тоже, и Николай Иванович отрядил четырех человек отвести нас домой.
– Пусть проспятся! – смеясь, сказал он.
Вот такое вот изучение социальной сферы промпредприятия у нас с Миутом получилось!
Да, а оценки за это задание по обществоведению мы получили хорошие. И Жанна никому не сказала, какими она нас видела после выполнения здания.
Глава 9-я. Наши мечты
Не могу сказать, что у нас были какие-то особенные, тем более – возвышенные, мечты.
Нет, никто из нас, парней, не собирался становиться космонавтом. А наши одноклассницы – киноактрисами.
Мы ведь не были городскими, а значит – были проще. И мечты наши были простыми и насквозь приземленными. Медицинский, сельскохозяйственный, педагогический – к крайнем случае – политехнический институты. Кое-кто хотел поступить в университет, а Валя Иванкова – попробовать выучиться вокальному пению.
Так что…
Впрочем, влияние романтики не минуло и нас. Коснулся-таки нас романтический флер, ну что вы хотите – время было такое…
Дело было так.
Где-то в октябре 1965 года я, Миута, Чернявский, Бобров и Вовка Смертин однажды вдруг решили после школы стать геологами.
Скорее всего, на нас подействовала песня «Верность». Помните – «Буря смешала землю с небом, серое небо – с белым снегом, шел я сквозь бурю…», ну и так далее.
А тут как раз в Боговещенку вернулась аж из Ленинградского университета студента факультета журналистики Женька Спарчак. Она взяла академический отпуск на год, и вот тот год-то мы с ней тесно и задружили.
О, она была такая!.. У нее был магнитофон «Айдас» с записями песен Сальваторе Адамо и туристическими песнями, и она обожала нам рассказывать, как она училась, как проводила время, и самое главное – к а к и е это о т л и ч н ы е парни студенты-геологи… Они дружные, они помогают другу другу, ведь жизнь геологов, полная трудностей и опасностей, сплачивает людей, у них проявляются настоящие мужские качества.
Она нас заразила этой геологией, и мы всерьез засобирались поступать после окончания школы на геологический факультет.
Мы стали читать книги о геологах, слушать песни о таежной романтике…
Да что там – слушать! Те из нас, кто играл на гитаре, пели такие песни, а мы подпевали.
Вспоминаются, например, такие слова:
Оставь свою печаль
до будущей весны,
На север улетают самолеты…
Гремит ночной полет
по просекам лесным,
Ночной полет – не время для заботы.
Таятся в облаках
незримые дожди,
Не время подводить еще итоги…
У этих облаков
все грозы впереди —
Вдали у нас – дороги, да дороги…
Мы бросили к чертям
пшеничные хлеба,
Сменили на махорку сигареты,
Теперь у нас с тобой
единая судьба,
Один рассвет, ладонями согретый.
Простите города,
простите вновь и вновь,
Но должен кто-то на Земле дежурить…
Ни деньги, ни уют,
ни чья-нибудь любовь,
Уж не вернут нас к желтым абажурам.
Ни мартовская льды,
ни летняя жара,
Ни обелиски под звездой жестяной,
Не оборвут следов
к пылающим кострам,
К непройденным вершинам безымянным…
Не правда ли, трогательные слова? Правда, к будням настоящих геологов все это отношения почти что не имеет (разве что обелиски со звездочками вверху), но тогда мы об этом не знали. И всерьез все (Миута, Чернявский и я) собрались поступать на факультет геологии в Новосибирске.
Мы собирались вместе, мы только и делали, что разговаривали о том, как это здорово – лазить по горам и открывать новые месторождения. Мы бредили геологией, и болтали об этом, в отличие от того же Заславского.
Который никому ничего не говорил, а просто после школы взял – и поступил в институт геодезии и картографии.